Живописец – Кустодиев соединил в своем творчестве неоромантический идеал народного искусства с классической традицией. В то же время в его работах заметно влияние импрессионизма и модерна. Художник погружался в стихию народной жизни, любовался купеческой Русью, которая неумолимо уходила в прошлое.

Ценили художника и в театральных кругах и у него было множество заказов. Кустодиев  был хорошо знаком с Константином Станиславским​ и Владимиром Немировичем-Данченко​ и написал много портретов актеров МХТ — Николая Александрова, Ивана Москвина и других. В 1914 году он уже создавал декорации и эскизы костюмов «Смерти Пазухина» в МХТ​, оформил пьесы Островского​  — «Свои люди — сочтемся», «Волки и овцы», «Гроза»​. 

В 1925 году Кустодиева привлекли работать над сценографией спектакля «Блоха». Темы для построения спектакля вдохновил бродячий народный сказ о туляках и блохе – и прекрасный рассказ Николая Лескова «Левша», представляющий собою литературную обработку народного сказа. В творчестве Евгения Замятина эта пьеса – опыт воссоздания русской народной комедии. Как и всякий народный театр – это, конечно, театр не реалистический, а условный от начала до конца.

Продуман до мелочей, но выполнен быстро, живо, легко и свободно – это рабочий эскиз для основной декорации. Режиссер Алексей Дикий оставил книгу воспоминаний «Повесть о театральной юности», в которой так писал о сотрудничестве с художником: «Это было так ярко, так точно, что моя роль в качестве режиссера, принимавшего эскизы, свелась к нулю — мне нечего было исправлять или отвергать. Как будто он, Кустодиев, побывал в моем сердце, подслушал мои мысли, одними со мной глазами читал лесковский рассказ, одинаково видел его в сценической форме. Он все предусмотрел, ничего не забыл, вплоть до расписной шкатулки, где хранится «аглицкая нимфозория» — блоха, до тульской гармоники-ливенки, что вьется, как змеи, как патронная лента, через плечо русского умельца Левши. Никогда у меня не было такого полного, такого вдохновляющего единомыслия с художником, как при работе над спектаклем «Блоха». Я познал весь смысл этого содружества, когда на сцене встали балаганные, яркие декорации Кустодиева, появились сделанные по его эскизам бутафория и реквизит. Художник повел за собой весь спектакль, взял как бы первую партию в оркестре, послушно и чутко зазвучавшем в унисон. <…> В работе над «Блохой» Кустодиев пленил меня глубоким пониманием темы и ярким театральным выражением ее в стиле балагана-лубка, наивного до озорства. В его оформлении спектакль получил необходимые ему краски, насыщенные радостью, праздничностью, наивностью. И когда я во время премьеры объявил публике, что в зале присутствует Борис Михайлович Кустодиев, бурей восторженных оваций зрители выразили художнику благодарность и любовь».